Эмма и Питер пререкались всю дорогу. Их ругань страшно надоела полицейским. Копы с невероятным облегчением сдали «правонарушителей» дежурному и отправились нести службу дальше.
— Нас посадят в камеру? — взволнованно спросила Эмма. — Я не желаю находиться в одном помещении с наркоторговцами и женщинами легкого поведения!
— На ваше счастье, камеры переполнены, — сказал дежурный полицейский по имени Пол Смит. — Вам обоим придется посидеть в приемной. Даже не надейтесь сбежать.
— А эти железяки вы снимете? — Эмма протянула руки, но Смит покачал головой.
— Наручники останутся на вас. До выяснения обстоятельств.
— Да каких таких обстоятельств? Нас незаконно арестовали! Мы ни в чем не виноваты.
— Все так говорят.
— Но я — не все!
Смит не стал ее слушать. Он вернулся за свой стол, открыл книгу, которую читал, когда привели Эмму и Питера, и больше уже ни на что не обращал внимания.
— Что-то мне подсказывает, — негромко сказал Питер, оглядываясь, — что никаких камер здесь и вовсе нет.
— Так не бывает, — устало ответила Эмма, прислоняясь спиной к холодной бетонной стене.
— У них, скорее всего, имеется какая-нибудь клетушка, куда сажают буйных нарушителей закона, но сейчас там наверняка отсыпается усталый коп. Я уже бывал раньше в захолустных полицейских участках и знаю, как тут все устроено.
— Тогда, может, подскажешь, как нам выпутаться из этой дикой и нелепой ситуации?
— Никак. Остается только ждать. Утром придет начальник доблестных стражей порядка, сделает запрос по нашему делу и отпустит нас, как только выяснится, что машина действительно принадлежит тебе. За тобой числятся какие-нибудь темные делишки?
— Чего?
— Приводы у тебя были?
— Что за сленг! — Эмма цокнула языком. — Впрочем, неудивительно: ты же частый гость в полиции.
— Полчаса назад ты выражалась куда хуже.
— Как ты мог втравить нас в эту историю? — начала причитать Эмма. — Сначала ты напился, потом начал приставать ко мне и тем самым спровоцировал полицейских… И вот теперь, вместо того чтобы быть на полпути к дому Джейн Дрейк, мы проводим ночь в темном, сыром и вонючем участке.
— Не так уж тут и воняет, — принюхавшись, возразил Питер.
— Верно, если сравнивать с запахом, который источаешь ты.
— Ха-ха! Уела!
— Тунеядец, хулиган, алкоголик…
— Ты когда-нибудь прекратишь болтать?
— Зачем только я связалась с тобой?
— Потому что я чертовски обаятелен.
— Я все выскажу моей тетушке! Позвоню ей, как только мне вернут мои вещи. А еще лучше — я свяжусь с твоим отцом!
— Пожалуешься папочке на плохого мальчика?
— Я на коленях, если потребуется, буду умолять твоего отца, чтобы он забрал тебя.
— Если он внемлет твоим мольбам, я тебя расцелую.
— Только попробуй.
— Вообще-то это несправедливо, что ты винишь меня в своих бедах.
— В своих?!
— Хорошо, в наших. Однако признай, что вина по большей части лежит на тебе.
— Да? — с сарказмом произнесла Эмма. — Так-так, продолжай, интересно послушать.
— Ты насильно увезла меня из родного города, хотя я с большим удовольствием остался бы в офисе. Там, по крайней мере, я был бы полезен…
— Хо-хо!
— Не перебивай, пожалуйста. Ты запретила мне выпить пива, а я ненавижу, когда мне что-то запрещают. В противном случае я начинаю все делать наперекор…
— А ты не мог предупредить меня раньше, что у тебя до сих пор продолжается пубертатный период?
— Я просил меня не перебивать! Так вот, последняя твоя ошибка была в том, что ты начала подпрыгивать и дергаться, когда я потрепал тебя по колену. Я же не под юбку к тебе лез! Тебе колена жалко было?
— Даже когда ты случайно меня касаешься, я с трудом борюсь с рвотными позывами.
— Не утрируй.
— Думаешь, я преувеличиваю?
— Еще как! Женщины от меня без ума, и ты не исключение. Я хорош собой, ты же не станешь с этим спорить?
— Стану.
— Из чувства противоречия?
— Ты мне не симпатичен. Я вообще не понимаю, что в тебе такого находят женщины.
— У меня много скрытых талантов.
— Сомневаюсь, — скривила губы Эмма.
— Я могу доказать это.
Неожиданно Питер схватил ее за руки, притянул к себе и чмокнул в губы. Эмма, не ждавшая подобного поворота, как раз собиралась что-то сказать в ответ на его последнюю реплику и потому открыла рот. Поцелуй не удался. Питер разбил губу об ее передние зубы, а Эмма вскрикнула от боли, когда наручники врезались в нежную кожу запястий.
— Эй, потише там! — прикрикнул полицейский Смит, услышав вопли задержанных.
— Чтоб тебя! — простонал Питер, вытирая окровавленную губу рукавом рубашки.
— Ой, как больно! — взвизгнула Эмма, прижимая скованные руки к груди.
— Ну хватит! — Смит отложил книгу, схватил Питера за шкирку и усадил его на скамью у выхода. — Сиди тихо, если не нужны неприятности!
— Я уже их получил.
— Она тебя ударила? — Коп заметил кровь на лице Питера.
— Нет, укусила.
— Вот же психи! — проворчал Смит и до утра больше не произнес ни слова.
Эмма проснулась от боли в боку. Открыв глаза, она долго смотрела на темно-серый потолок, пытаясь сообразить, где находится. Наконец в ее памяти всплыли обрывки событий прошлой ночи. Она в полицейском участке! Какой позор!
Пошевелившись, Эмма обнаружила, что лежит на жесткой скамье. Ноги и руки затекли, а в бок упирался ржавый болт, торчавший из стены.
Для чего он здесь? — подумала Эмма и едва не рассмеялась: она думает о каком-то болте, тогда как у нее есть проблемы поважнее.